С момента появления русов в Поднепровье и организации государства в этом регионе Херсон стал важнейшим центром взаимодействия Византии и «тавроскифов».
Роль города в усвоении Русью ромейской культуры и христианства со временем приобрела не только конкретно-историческое, но и эпическое измерение. Один из первых сюжетов, связывающих Русь и Корсунь, возник в памятниках кирилло-мефодиевского цикла. Если «Итальянская легенда» говорит об окружающих Херсон варварах лишь в целом, без детализации, то в «Житии Константина Философа» встречается любопытный и крайне противоречивый эпизод. Остановившись в Херсоне накануне хазарской миссии, главный герой принимается за языковые экзерсисы и находит «Евангелие», написанное «русскими письменами». Вне зависимости от многочисленных интерпретаций этой фразы (помимо крайне маловероятного предположения о славянской письменности, выдвигались готская, франкская, сирийская версии) она подтверждает факт интенсивных контактов херсонитов и варваров, отразившийся и в языковой среде. Краткое сообщение «Жития» впоследствии, в XV в., трансформируется в более подробный рассказ «Сказания о русской грамоте», автор которого связывает воедино обретение славянами письменности, произошедшее, по его мнению, в Корсуне, и крещение Владимира, случившееся там же.
В «Начальной летописи» Корсунь фигурирует в нескольких символически важных контекстах. С утверждением христианства среди восточных славян связано представление о святости Корсуня, передавшего на Русь религию христианского благовестия. Именно здесь, согласно одной из версий древней церковной традиции, проповедовал апостол Андрей Первозванный.
«Повесть временных лет» впервые упоминает Корсунь в качестве пункта остановки апостола Андрея на пути в Рим через Русскую землю. Большинство исследователей считают, что появление этого предания на Руси произошло приблизительно в последней четверти XI в., когда активно развивалось летописание. Возможно, что символическая связь Киева через Херсон с центрами мирового христианства возникла и раньше, например, в рамках культа св. Климента, мощи которого были вывезены князем Владимиром из города и помещены в Десятинной церкви, конструируя сакральное пространство новой христианской столицы.
Эти представления дополнялись и реальными религиозными контактами, возникавшими, вероятно, через посредство варягов, которые останавливались в Херсоне по пути на военную службу императору ромеев. В городе найдены предметы вооружения скандинавов: наконечники ножен, а также захоронение воина в Карантинной балке с комплектом оружия, характерным для Х в.
Уникальную информацию сохранили договоры Руси с Византией. Ряд их положений упоминают и о «Корсунской стране» (термин, который соответствует ромейским «Херсону и Климатам»). Договор 944 года защищает право корсунян на рыбную ловлю в устье Днепра, обязует киевского князя не притязать на эту территорию и оберегать ее от вторжений черных булгар. Отказ от претензий на «Корсунскую страну» повторен и в договоре Святослава с Иоанном Цимисхием. Сам факт наличия этих обязательств и их письменная фиксация свидетельствуют о том, что русы проявляли интерес к византийской Таврике. Вряд ли они собирались прочно утвердиться в этом регионе: присоединение Херсона не отвечало их возможностям, да и потребностям молодого государства. Однако сам город представлял удобную цель для нападения, что и продемонстрировал Корсунский поход князя Владимира Святославича.
Военную кампанию князя Владимира в Таврике следует рассматривать в связи с другими политическими шагами Руси Х в. Активизация военных действий служила не только внешнеполитическим, но и внутренним целям. Война в обществе руссов осмысливалась как способ получить материальные ценности и ресурсы, с помощью которых киевские князья, подобно другим правителям, содержали свою дружину и аппарат управления. Внешнеполитические цели состояли в укреплении торговых, правовых и политических преимуществ в отношениях с Империей. Удачно выбранный момент нападения во время обострения борьбы за власть в Византии позволил в итоге добиться успеха.
Политические последствия союза держав, оформленного после похода в Таврику, привели к формированию постоянного «русско-варяжского корпуса», отличившегося в военных операциях Василия II на Балканах, в Сирии, Закавказье и Италии. Сотрудничество стало стратегическим, когда вскоре после этого (в конце Х – начале XI в.) в составе Константинопольского патриархата появилась Русская митрополия. Корсунь стал не только местом крещения князя и его дружины, по наиболее достоверной версии, но и центром рекрутирования кадров для церковной иерархии. Неслучайно «корсунские древности» сыграли символически важную роль в развитии христианства и культа святых реликвий на Руси. Представление о святости формировалось также не без влияния корсунских образцов: помимо св. Климента Римского, изначально ставшего духовным покровителем новой христианской державы, распространилось почитание таких святых, связанных с Херсоном, как св. Фока, св. епископ херсонесский Капитон и другие херсонские мученики, чьи образы представлены в искусстве Софии Киевской. Не менее важным центром «корсунских реликвий» стала Десятинная церковь, основанная в 995–996 гг.
К концу Х в. Херсон-Корсунь стал не только важным транзитно-торговым и стратегическим пунктом, объединявшим Византийскую империю с окружавшим ее варварским миром, но и центром распространения христианства и ромейской культуры к северу от Понта.